Твой народ — мой народ

06.05.2014

День рождения государства — повод оглянуться назад и оценить пройденный им путь. Государству Израиль исполняется 66 лет, и в эти дни звучат слова о его достижениях и нерешенных проблемах. Кто-то восхищается успехами хай-тека и строит планы на будущие доходы от газовых месторождений, кто-то сетует на «мыльный пузырь» на рынке недвижимости и очередную безрезультатную попытку урегулировать отношения с палестинцами. Я ничуть не пренебрегаю важностью этих тем, но для меня 66-летний Израиль сегодня румянее и увереннее, чем был год назад, по другой причине.

Перспективы еврейского государства (борьба за выживание которого — что поделаешь — еще не закончилась) в этом году кажутся гораздо более отчетливыми, чем когда-либо в прошлом. Неслучайно Биньямин Нетаниягу, не склонный к рискованным шагам, заявил в одном из предпраздничных выступлений, что определение Израиля как государства еврейского народа— при соблюдении равенства прав всех его граждан —будет включено в один из основных законов государства (заменяющих нам пока конституцию).

Евреям диаспоры приятно иметь израильский тыл на всякий непредвиденный случай — солнечную страну, где можно отдохнуть и подлечиться. Но вряд ли современный израильтянин готов свое гражданское кредо свести к обеспечению этого тыла.

Идея еврейского государства появилась на фоне возникновения в Европе XIX века многочисленных движений за национальное возрождение, а потому выглядела логичным решением проблем диаспоры. Однако для большинства евреев, привыкших противостоять идеологическому влиянию нееврейского окружения, она была явлением чуждого им мира и поэтому вызвала неоднозначную реакцию — от категорического неприятия, приравнивавшего сионизм к смертельной опасности, до желания «обгиюрить» эту цель, наполнив ее еврейским содержанием. Погромы в России, а затем Катастрофа европейского еврейства убедили в необходимости отдельного государства, способного обеспечить их безопасность, не только самих евреев, но и мировых лидеров, от которых зависели соглашения на международном уровне. Решение о создании Израиля объединило будущих противников по холодной войне.

Обоснование необходимости еврейского государства как убежища от антисемитских преследований давало силы его создателям. Память о погибших шести миллионах стала его сакральной основой, что нашло свое отражение в календаре государственных праздников, где День независимости наступает через неделю после Дня памяти жертв Холокоста. Есть глубокая национальная логика в том, что память о горе сопровождает нас и в радости. Но негатив не может служить прочным стержнем: настоящую свободу евреи обрели лишь у горы Синай, где получили внутреннюю основу для существования своего народа —Тору.

Стремление найти свой собственный, неповторимый национальный путь — чувство общее для подавляющего большинства жителей России и Украины. И именно оно отталкивает их друг от друга.

Разумеется, и сегодня, в относительно безопасном мире, евреям диаспоры приятно иметь израильский тыл на всякий непредвиденный случай —солнечную страну, где можно отдохнуть и подлечиться. Но вряд ли современный израильтянин готов свое гражданское кредо свести к обеспечению этого тыла. Право государства быть национальным тоже подверглось пересмотру в глобальном мире ХХI века. Национализм, как и многие проекты эпохи модерна, перестал восприниматься как нечто абсолютно положительное. Нацизм показал людям бездны зла, которые могут таиться в национальной идее, и кому, как не евреям, это должно быть понятно.

Для евреев диаспоры опасения перед национализмом могут выразиться в отрицании собственного еврейства и потребности выйти за границы национального самоопределения. Недаром в Советском Союзе, когда интернационализм вышел из моды, слово «космополит» стало эвфемизмом «еврея». У евреев Израиля боязнь национализма порой принимает крайние формы, напоминающие стокгольмский синдром, и выражается в симпатии к тем, кто ставит своей целью уничтожение еврейского государства, и ненависти к тем, кто его защищает.

Мир претерпел коренные изменения за последние 60 лет, и идея национального государства перестала быть самоочевидной. Определение Израиля как еврейского государства многим казалось тавтологией («не назвать ли нам кошку кошкой?»), но для лидеров арабских стран эта идея послужила одним из камней преткновения в переговорах. Оказывается, Израиль для наших партнеров по мирному процессу приемлем лишь как государство, постепенно превращающееся в одну из арабских стран региона с еврейским меньшинством. Или как еще одно временное вкрапление в арабский мир, наподобие исчезнувшего государства крестоносцев.

Каждый из нас может сделать свой выбор — поддержать эту атмосферу ненависти или попытаться ее развеять. Разделять людей на своих и чужих или скорбеть о каждом погибшем, к какому бы лагерю он ни принадлежал.

Последние десятилетия добавили старому спору новый нюанс. Наступление эры глобализации, на первый взгляд, должно было положить конец прежним конфликтам, сделав различия между народами чуть ли не экзотикой. Но оказалось, что даже в глобальном мире Эйсаву есть о чем побеседовать с Яаковом, а у Ишмаэля по-прежнему свое особое мнение. Похоже, что удовольствия от ощущения своей причастности ко всему происходящему в мире все же недостаточно. Полноценное чувство общности возникает лишь там, где оно опирается на схожие культуру и ментальность, общие прошлое и будущее. Так же и творческое начало личности может быть реализовано лишь в контексте полученного ею от предыдущих поколений культурного наследия.

2014 год надолго сформирует представление о мощи и опасности национализма. Вопрос о национализме и отношении к нему теперь решается просто, и по этой причине меня очень волнуют последние события на Украине и в России (помимо того, что они влияют на судьбы многих близких мне людей). Слова «Майдан», «Крым», «Донецк», «Одесса», по-видимому, включились в этот дискурс надолго.

Можно рассуждать об ошибках политиков и зомбированности населения, но обманутыми могут быть лишь те, кто этого хочет. Стремление найти свой собственный, неповторимый национальный путь —чувство общее для подавляющего большинства жителей России и Украины. И именно оно отталкивает их друг от друга.

Информационная революция разрушила монополию на владение информацией, но она же открыла и новые просторы для распространителей дезинформации. В ситуации, когда льется кровь, а будущее неопределенно, любой факт может быть истолкован в зависимости от личных симпатий и антипатий, интересов и опасений. Действие любой из сторон можно объяснить провокацией противника, любую агрессию — представить защитой. Правда о нынешних событиях откроется еще нескоро, а смысл происходящего мы поймем еще позже.

Майдан как отправная точка нового украинского национализма перспективнее, чем национализм, восходящий к ОУН или Петлюре. Недаром он именует себя Евромайданом, а среди имен героев обязательно упоминается погибший в Киеве гражданин Грузии армянского происхождения Георгий Арутюнян.

В этом море дезинформации важно обратить внимание на то, что является искренним, неподдельным, — на переживания и чувства людей. Искренней была ненависть к тотальной коррупции, выведшая людей на Майдан, искренен страх большинства жителей Украины перед вторжением русских войск. Но не менее искренни опасения русскоязычного меньшинства перед возможным ущемлением его прав в новой Украине, а также эмпатия и желание помочь со стороны жителей России. Все эти чувства обращены в основном в будущее, поэтому политикам несложно любое из них подкрепить искусно преподнесенными деталями настоящего. Ведь всегда можно упомянуть действия тех, кто помогал врагам спастись из горящего дома, или тех, кто радовался их гибели. Можно прислушаться к тем, кто в любом украинце видит бандеровца, а можно и к тем, кто напуган инициативой Рады изменить статус русского языка и призывом стрелять в людей с георгиевской ленточкой.

Национализм в этом году принес много зла — сотни погибших, тысячи поломанных судеб, миллионы охваченных ненавистью сердец. Каждый из нас может сделать свой выбор — поддержать эту атмосферу ненависти или попытаться ее развеять. Разделять людей на своих и чужих или скорбеть о каждом погибшем, к какому бы лагерю он ни принадлежал.

Если здравый смысл все же победит истерию и удержит людей от дальнейшей агрессии и насилия, то у национального подъема — как украинского, так и русского — есть неплохие шансы. Он не носит этнический характер, недаром обе стороны обвиняют друг друга в фашизме и антисемитизме. Майдан как отправная точка нового украинского национализма перспективнее, чем национализм, восходящий к ОУН или Петлюре. Недаром он именует себя Евромайданом, а среди имен героев обязательно упоминается погибший в Киеве гражданин Грузии армянского происхождения Георгий Арутюнян.

Лозунг «Россия не Европа» совсем необязательно означает будущий подъем квасного патриотизма. Русская национальная идея и по историческим, и по демографическим причинам имеет мало шансов принять этнический характер. Пара «русский—русскоязычный», звучавшая в политических заявлениях, лишь подчеркивает этот факт.

Идея неэтнического национализма, объединение людей в нацию не по происхождению, а по родству духа лежит в основе еврейского прозелитизма. «Твой народ — мой народ, твой Б-г — мой Б-г» — такова формула вступления в еврейский народ, записанная в книге Рут. Государство Израиль к своему 66-му дню рождения созрело, чтобы сформулировать еврейство как общую для своих граждан основу. 

Автор о себе: Детство мое выпало на ленинградскую оттепель, поэтому на всю жизнь осталась неприязнь ко всяческим заморозкам и застоям. В 1979 году открыл том Талмуда в переводе с ятями, в попытках разобраться в нем уехал в Иерусалим, где и живу в доме на последней горке по дороге к Храмовой горе. Работаю то программистом, чтобы добиваться нужных результатов, то раввином, чтобы эти результаты не переоценивать. Публицистика важна для меня не сама по себе, а как необходимая часть познания и возможность диалога с читателем. Поскольку от попыток разобраться все еще не отказался.   Мнения редакции и автора могут не совпадать

Михаэль Кориц