вторник, 26 августа 2014 г.

Теперь за его спиной только олигархи, которые прикидывают как бы ег о половчее сдать и жалкая кучка трясущихся от страха возмездия за содеянное опричников - подельников .....

Под уклон...

          14 лет и 200 дней ему удавалось всё, и даже временные неудачи довольно скоро выворачивались победами, а все успехи его врагов обрушивались на их головы, подобно дубинкам лесных разбойников, заброшенные в небеса в старом добром советском фильме «Морозко».Складывалось впечатление, что он играет в четырёхмерные шахматы на 16 досках одновременно — и успешно.
          31 декабря 1999 года он стал всероссийским диктатором. 17 июля 2014 года над мятежным Донбассом, где он начал первую битву Второй Холодной войны, был сбит авиалайнер с сотнями европейцев на борту. И в глазах цивилизованного мира он стал убийцей. На следующий день в Гааге Третейский Арбитражный суд постановил, что он и созданная им «судебно»-следственная машина украла у собственников, в т.ч.американцев и европейцев, десятки миллиардов долларов ЮКОСа. Украла в пользу в его друзей. Которые отправили на долгие годы на тюремные нары тех, кто стоял между нефтяной сокровищницей и ними. И в глазах всего цивилизованного мира он стал вором и бандитом. А итогом начавшихся 31 июля открытых судебных слушаний о причинах смерти Александра Литвиненко могут стать ещё и обвинения в причастности к акту международного атомного терроризма в Лондоне...
          А четырьмя месяцами раньше он перекроил границы послевоенной Европы и в глазах всего цивилизованного мира стал разрушителем принципа отказа держав от захвата чужих земель, принципа, на котором 69 лет стоял миропорядок.
          Берусь утверждать, что отныне ни одно его начинание не будет успешным, и всё старательно созданное им будет стремительно распадаться. Он сам перевалил себя через вершину успехов и ринулся вниз. Сшибая по дороге все плоды своих предыдущих побед.
          Шокируя всех многочисленных адептов наполеоновской харизмы, Лев Толстой уподобил императора Бонапарта тельцу, откормленному (скажем без религиозной мистики) историей. Наполеон точно также шёл от победы к победе, почти шутя превращая даже поражения в последующие триумфы. Пока в 1808 году не сделал мелкую ошибку — не сместил королевскую семейку испанских Бурбонов. С этого момента его ждал провал за провалом, и даже феерические победы зимы 1814 года лишь оттягивали его армию от Парижа.
          Схожим образом и Гитлера после поражения Роммеля под Эль-Аламейном в июне 1942 года ждало одно стратегическое поражение за другим, хотя он ещё придёт на Волгу и Кавказ, вторично — причём сразу после сталинградского краха — отобьёт у Красной армии Харьков, погоняет в декабре 1944 года союзников в Арденнах, а в марте 1945 — Красную армию у озера Балатон.
          Наполеон пал, потому что, дискредитировав и сокрушив средневековые порядки, он высвободил европейский национализм: немецкий, испанский, русский – который оказался не менее мощным, чем тот французский, на разбуженную силу которого он так успешно опирался. Показательное злодейство Гитлера объединило обоих наследников Великой Французской революции — либерализм и коммунизм, что не оставило никаких шансов возрождённому нацизмом средневековью.
          У Путина всё получалось, пока он решал исторические задачи, объективно стоящие перед Ельциным, но нерешённые им. На деле он превращался в столь желаемого «бархатного Пиночета». Но тут Путин открыл, что наибольший успех он имеет, когда делает шаги в сторону тоталитарной реставрации. Он открыл «рыночный сталинизм». Но поскольку исторически сталинизм был реставрацией такой российской архаики, как опричное правление Ивана Грозного, то его рыночный вариант стал быстро превращаться в чекистскую опричнину. В качестве истинной партии власти ФСБ оказалось куда надежнее, чем вернувшаяся номенклатура. Но такая система немедленно обернулась коррупционно-полицейской машиной южноазиатского или южноамериканского типа.
          Путин инстинктивно пошёл по пути наименьшего исторического сопротивления — и вырастил потребительский тоталитаризм. В такой среде либерально-романтический протест 2007-13 годов был изначально обречён. Как и диссидентское движение в брежневско-андроповские времена. Но тоталитаризм по определению — это мобилизационное состояние общества. Муссолини лишь шутил, что формула фашизма - «Ешь и молчи», а сам непрестанно тормошил итальянское общество грандиозными социальными перестройками и войнами. Раздавив «болотный» протест, Путин окончательно демобилизовал общество. Люди быстро нащупали границы дозволенного (не трогать РПЦ, не ревизовать построенную на Второй мировой государственную мифологию, не создавать общих либерально-левых политических проектов) и массами ушли во внутреннюю эмиграцию, формально вывесив в окна белые флаги и заменяющие их простыни.
          Тогда аккуратно балансирующий на грани фашизации Путин решил использовать последний мобилизующий ресурс — он развязал антизападную войну за «Русский мир». Обращение к ксенофобии ,антиамериканизму, антизападничеству и имперскому национализму почти удвоило его социальную базу. На востоке Украины стремительно возник «русский ХАМАС»*, столь же бескомпромиссный по отношению к населению, которое он якобы защищает, как и палестинский. Но и умирать, и даже нищать во славу «национальной революции» развращенное раболепием и патернализмом российское общество отказалось наотрез. Точно так же, как 30 лет назад советское общество отказалось ложиться костьми за «идеалы мира и социализма».
          Теперь за его спиной только рукоплещущий у телеэкранов электорат, всё чаще прикидывающие как бы и кому бы его половчее сдать «элиты» и замершие в мрачном предчувствие заслуженного возмездия опричники-подельники. Отныне только с горочки... А различные экзотические инициативы «общественности», вроде награждения звездой «Герой России» (за мужество, проявленное при подписании принятого федеральным собранием «крымского» закона), могут послужить ему утешением. Напоследок.
          Что же касается «консервативно-революционного» проекта «Новороссия», то наученный горьким опытом бывшей Югославии и сектора Газы цивилизованный мир теперь санкционирует практически любое абортирование донбасского «ХАМАСа». Лишь бы оно не затягивалось и не сопровождалось чересчур скандальными эксцессами. Поэтому некоторое снисхождение наш персонаж получит лишь при условии, что герои и мученики «Русской весны» будут им как можно быстрее предоставлены своей горестной судьбе.

________________________________________

          * ХАМАС в данном случае — это видовое обозначение для локального агрессивного религиозно-мотивированного псевдогосударственного образования тоталитарного (политически-гангстерского) типа, ставящего себе утопические цели, вооруженным путём выступающего против либеральных ценностей и глобалистских процессов, и не имеющего внутренних ресурсов для существования.
          Приказ Стрелкова (Гиркина) о запрете во вверенных ему частях мата (с целью улучшить положение на фронте), воспетый журналистом Ф. как уникальное средство создания «Преображённой Новороссии», напоминает сокровенную мечту российских панславистов вековой давности о том, что захват Константинополя преобразит империю царей, выведет её в ранг величайших держав тогдашнего мира и (подсознательно) остановит ход мировой истории.

ЕВГЕНИЙ ИХЛОВ


25.08.2014

понедельник, 25 августа 2014 г.

Путин - это война. И вызов, который он сегодня бросил цивилизации, не менее опасен, чем вызов, брошенный Гитлером.

статья Против кого?

Александр Скобов25.08.2014
Александр Скобов
Александр Скобов
Во-первых, потому что у этой войны есть очевидный виновник-инициатор - государство-агрессор под названием Российская Федерация. Почему восток Украины, не принимающий "западенцев" и не желающий жить под их властью, не восстал после победы оранжевой революции 2004 года? Да просто потому, что Путин тогда еще не был готов поджечь дом соседа. Не был готов на разрыв с Западом. Теперь он забурел и пустился во все тяжкие. И именно он плеснул на восток Украины керосин и кинул спичку.
Во-вторых, потому что очевидна отвратительная подлость методов, которыми Кремль разжег и ведет эту войну. Важнейшая пропагандистская составляющая кремлевской спецоперации - разжигание вражды и ненависти с помощью тотального беспардонного вранья. Его подлинным символом стала история с распятым на доске объявлений ребенком.
Да, как пишет Аркадий Бабченко, большинство участников любой войны верят, что именно они сражаются за добро и справедливость против нелюдей. И среди мятежников наверняка немало по-своему честных воинов. Они могут вдохновляться ложной и порочной идеей, они могут быть обмануты пропагандой, но они во всяком случае достойны уважения со стороны противника. Тот, кого не до конца расчеловечила война, никогда не опустится до глумления над ними. Необходимость воевать с ними не повод для радости, а трагедия. Трагедия, в которой виноваты те, кто эту войну целенаправленно и сознательно провоцировал. И не в последнюю очередь те, кто состряпал и неоднократно прогнал по федеральному телевидению этот гнусный кровавый навет. И их начальство (вплоть до высшего политического), которое не дезавуировало эту стряпню на следующий же день.
Вот они - нелюди. Причем они не просто подлецы и мерзавцы, достойные плевка в физиономию. Они именно враги, которых можно видеть только через щель прицела. Это их вранье сегодня убивает. Это по их вине гибнут бойцы обеих сторон, честные и не очень, гибнут мирные жители, в чьи дома попадают случайные снаряды. Кровь будет литься до тех пор, пока этих людей не остановят. Пока война не кончится для них тем же, чем она кончилась для Юлиуса Штрейхера. Честные воины с обеих сторон в конце концов обретут свою Валгаллу, в которой им будет хорошо. А вот эти будут гореть в аду.
В-третьих, война в Донбассе является лишь частью глобальной войны, развязанной Путиным против мировой цивилизации. И эта война затрагивает самое кровное для каждого из нас. Она, в свою очередь, является частью извечного противостояния традиционализма и модернизации. Главным предметом исторического спора между ними является сфера автономии отдельной человеческой личности от общества и государства. Модернизация стремится эту сферу максимально расширить, традиционализм - максимально сузить и в конце концов полностью поглотить личность.
Свобода слова и собраний, независимый суд, парламентаризм, международное право и многие другие атрибуты западной цивилизации в конечном счете являются инструментами, обеспечивающими автономию личности. Историческая тенденция бесспорно направлена в сторону ее расширения. Но силы традиционализма периодически порождают выплески агрессивного реваншизма тех, кто не желает с этой тенденцией смириться. Они пытаются вернуть общество назад и ради этого развязывают свои "священные войны". В конце концов, фашизм - это одна из наиболее крайних и агрессивных форм традиционалистского реваншизма.
В начале 90-х российское общество предъявляло очевидный запрос на выработанные западной цивилизацией правовые институты. Этот запрос была совершенно не в со-стоянии, да и не стремилась удовлетворить захватившая собственность и власть новая криминальная олигархия. При ней происходило лишь внешнее заимствование, а затем стремительное выхолащивание западных установлений, превращение их в манипулятивную имитацию. Но рано или поздно правящая клептократия должна была взять на вооружение идею отрицания западных модернизационнных ценностей и противопоставления им ценностей традиционных. Не больно-то нам и хотелось этих западных "достижений". Да они вообще отстой, для нас, и без того хороших, исключительно вредный.
Так что отнюдь не случайно было увлечение Путина публицистами-охранителями конца XIX - начала XX века. Не случайно было обращение режима к защите "консервативных ценностей". Страной правит мафия, а мафиозность - квинтэссенция традиционализма. Недаром структурная единица мафии называется "семьей". И вот уже Путин на весь свет провозглашает откровенно фашистскую концепцию особого генетического кода "русского мира", который заключается в готовности отдельной личности ради неких высших интересов полностью раствориться в общности и подчинить себя государству. Помните? "Ты - ничто, твой народ - все".
Несмотря на то что сегодня Путин до самых мелких мелочей копирует "Гитлера до 39-го года", солидные либеральные обозреватели морщат носы от таких сравнений. Несерьезно это, легковесно. Тот Гитлер был настоящий, а Путин - бутафорский. Имитационный, как и все в его царстве-государстве. И вообще масштаб не тот. Короче, не тянет на Гитлера. Между тем тот настоящий Гитлер личностью был вполне жалкой. Фюрером его сделало случайное стечение обстоятельств. Так что не обольщайтесь ничтожностью личности Путина. Да, в его царстве почти все бутафорское. Все, кроме войны. Война у Путина всегда настоящая, грязная и кровавая. Путин - это война. И вызов, который он сегодня бросил цивилизации, не менее опасен, чем вызов, брошенный Гитлером.
Дело, конечно, не в Путине. Последние события показали, что в российском обществе дремали мощные силы, смертельно ненавидящие западную цивилизацию как таковую и ждущие лишь удобного момента, чтобы начать убивать ее сторонников. В Донбасс отправились воевать вполне добровольно тысячи граждан РФ. И это еще только часть желающих. Это лишь те, кто либо имел военную подготовку, либо ускоренно прошел ее в специальных лагерях. Подавляющее большинство этих добровольцев вполне четко осознают себя участниками крестового похода против растленного Запада с его правами человека, толерантностью, политкорректностью и прочей "либерастической" мерзостью. Они воюют за священное право бить своих жен и детей. Ну и за все прочие не менее традиционные ценности.
Можно сокрушаться, что нас затянула гражданская война. Но не мы ее начали. Глобальная война между традиционализмом и модернизацией неизбежно будет превращаться из империалистической в гражданскую. Водораздел в ней проходит в каждом конкретном обществе, в каждом народе. Российские "крестоносцы", воюющие в Донецке и Луганске, наши враги, как бы ни жалило то, что среди них могут быть наши недавние товарищи. Либо им надо покориться, либо с ними надо воевать. И противостоящая им украинская армия воюет в том числе и за нашу свободу, за свободу России. Победы ей.

Александр Скобов
25.08.201
4

воскресенье, 24 августа 2014 г.

Демографический материализм

«Демография — это судьба» (Огюст Конт)

Знаменитый американский политолог, ныне покойный Сэмюел Хантингтон, предупреждая о неминуемом столкновении западной и мусульманской цивилизаций, писал о “кровавых границах ислама”. Факт повышенной агрессивности мусульманских стран неоспорим, однако, вполне возможно, он объясняется не столько цивилизационными различиями и религиозной враждой, сколько действием демографического фактора – так называемого «молодежного пузыря» (youth bulge).
В мире насчитывается 67 стран, где вздуваются «молодежные пузыри», и в 60 из них бушуют гражданские войны или идет массовая резня. В период 1988-2002 г.г. в развивающихся странах родилось 900 миллионов мальчиков, и, исходя из принципа Хайнзона, добросовестному демографу не составило бы труда назвать будущие очаги кровопролития. Например, в течение десяти лет, предшествовавших захвату власти в Афганистане талибами, население страны увеличилось с 14 до 22 миллионов человек. К концу жизни этого поколения в Афганистане будет насчитываться столько же молодых людей в возрасте до 20 лет, сколько во Франции и Германии вместе взятых. Население Ирака в 1950 году составляло 5 миллионов, а сейчас – 25 миллионов, невзирая на постоянные войны, кровожадную тиранию Саддама Хусейна и эмиграцию. (Следует признать, что Исламское государство Ирака и Леванта делает все возможное для ликвидации демоаграфического пузыря в этой стране.)
Таково мнение немецкого социолога Гуннара Хайнзона. Он возглавляет Институт Рафаэля Лемкина при Бременском университете – первое европейское научно-исследовательское учреждение, занимающееся изучением и сравнительным анализом феномена геноцида.  Гуннар Хайнзон впервые выдвинул концепцию демографического перекоса в книге «Сыновья и мировая власть» (Sohne und Weltmacht), опубликованной в 2003 году. В сжатом виде она гласит: если возрастная когорта 15-29 лет превышает 30% численности населения страны, результатом обычно становится взрыв насилия; если дети до 15 лет составляют значительную часть населения – в самом недалеком будущем жди крови.
По мысли Хайнзона, главный дестабилизирующий фактор в странах с молодежным пузырем заключается в невозможности обеспечить огромную массу молодых людей экономическим и социальным положением, которого они требуют для себя. Перед лицом унизительного неравенства в их среде нарастает раздражение и зависть к старшим, захватившим все рычаги управления обществом. Назревает взрыв, который неизменно оборачивается большой кровью. Исторически проблема «младших сыновей» решалась войнами, в которых единицы добывали себе богатство и славу, а основная масса гибла, разряжая демографическое напряжение. Такова была социальная подоплека крестовых походов – избыточная негативная энергия обездоленных младших сыновей выплескивалась наружу в виде религиозного фанатизма, и общество со вздохом облегчения провожало крестоносцев в Святую Землю в надежде никогда их больше не увидеть.
Именно демографическим давлением Гуннар Хайнзон объясняет колониальную экспансию Европы, начиная с XV века, когда полдесятка сравнительно небольших европейских стран завоевали практически весь мир. По следам нескольких страшных эпидемий чумы, в результате которых население Европы сократилось на 80 миллионов человек, т.е. приблизительно на треть, на континенте возник острый дефицит рабочих рук, нужно было срочно латать демографические прорехи. Предотвращение и прерывание беременности были объявлены страшным грехом, акушерок, распространявших соответствующие знания, сжигали на кострах во славу Христа.
Результатом явилась серия молодежных пузырей, которые заложили основы эры колониальной экспансии. Этот же фактор ускоренного прироста населения, с точки зрения Хайнзона, явился истинной причиной мятежа североамериканских колоний против британской короны в 1770-х годах «под довольно глупым предлогом недовольства налогобложением без парламентского представительства в Лондоне», пишет немецкий иследователь.
Мыслимо ли представить себе, что какая-либо из стран Европы пойдет сейчас войной на соседа с целью завоевания «жизненного пространства»? О какой агрессивности можно говорить в отношении стран, претерпевающих демографический коллапс, для жителей которых просто немыслимо послать на убой единственного сына? В этом и состоит суть эпидемии пацифизма, захлестнувшей Европу после 1945 года. Не утрать Европа былого демографического импульса, пацифизм не имел бы такой власти над умами ее просвещенных жителей, поясняет Гуннар Хайнзон.
В интервью газете Neue Zurcher Zeitung он отметил, что если бы в последние десятилетия немецкое население росло такими же темпами, как палестинское в секторе Газа, то сейчас в Германии проживало бы 550 миллионов человек, в том числе 80 миллионов молодых людей в возрасте 15-30 лет (между прочим, это отнюдь не абсурдное допущение: до Первой мировой войны большие семьи – до 10 детей – были в Германии нормой).
«Неужели вы думаете, что эти 80 миллионов молодых немцев были бы на порядок более миролюбивы, чем нынешние семь миллионов? – спрашивает бременский социолог. – Не логичнее ли предположить, что сегодня в Праге, Гданьске и Вроцлаве рвались бы бомбы, а белокурые террористы провозглашали бы: «Это наши земли [Судеты, Данциг, Силезия. – В.В.], их отняли у нас в силу исторических причин, за которые мы не несем никакой ответственности!»? Точно как сегодня говорят палестинцы». Зато в странах Третьего мира, где в период деколонизации население бурно росло, пацифизмом и не пахло. И в точном соответствии с теорией Хайнзона «идеалистические» войны за национальное освобождение практически повсюду как-то сами собой неуклонно перерастали в «бессмысленные» гражданские войны, в братоубийственную бойню.
При этом, отмечает Хайнзон, уровень жизни имеет мало отношения к социальной обстановке. Мальтузианская борьба за скудные ресурсы не имеет отношения к социально-политической ситуации. Так например, волне беспорядков и политических убийств, которая захлестнула Сальвадор в семидесятые-восьмидесятые годы прошлого столетия, предшествовал период быстрого экономического роста, в течение которого доход из расчета на душу населения возрос на 27%. Если встать на точку зрения немецкого социолога, волнения на Западном берегу Иордана и в секторе Газа в последние годы не связаны ни с израильской оккупацией (которая длится, в конце концов, уже три с половиной десятка лет), ни с бедностью (самые беспокойные страны мира ислама – отнюдь не самые нищие), ни, наконец, с психологическими муками от сознания своего унизительного положения. Это просто насилие ради насилия, порожденное невыносимым демографическим стрессом.
Конечно, нелепо думать, будто демография – единственный фактор, объясняющий агрессивность ислама. Свою роль тут играет и комплекс неполноценности мусульман перед Западом, порождающий лютую злобу и стремление сокрушить источник психологических страданий, и органическая, кодифицированная в священной книге ислама Коране нетерпимость их религии и ее агрессивность, основанная на вере в то, что изначально вся планета принадлежала Аллаху, в силу чего религиозный долг правоверных — восстановить “историческую справедливость”, огнем и мечом нести ислам во все уголки земного шара.
Но даже сам Сэмюел Хантингтон, автор концепции «столкновения цивилизаций», не отрицал важности демографического фактора. Он видел в огромной когорте молодых мусульман в возрасте 15-30 лет естественный источник нестабильности и насилия, направленного как внутрь, на расшатывание основ общества, так и вовне, в экспансию. Поскольку общество не в состоянии удовлетворить запросы столь огромного числа молодых людей, чьи аппетиты растравляются кинофильмами и телевизионными передачами, они сами изыскивают возможности завоевания достойного социального положения. В свою очередь перед лицом молодежного пузыря общество более склонно оправдывать насилие на религиозной или нравственной почве, особенно если оно находит выход в агрессии против внешнего врага.
Особо следует упомянуть о палестинских территориях, где вздувается более опасный молодежный пузырь, чем где-либо еще. С 1967 года население Западного берега и сектора Газа выросло с 450 000 до 3,5 миллиона, причем оно на 47% состоит из детей и молодежи в возрасте до 15 лет. С 1950 года население Газы увеличилось с 240 000 до 1,7 миллиона, и если нынешняя тенденция сохранится, к 2040 году оно достигнет трех миллионов. На каждую 1000 мужчин в возрасте 40-44 года приходится 4300 мальчиков в возрасте до 4 лет (для сравнения: в США аналогичный показатель составляет 1000, в Англии – только 670).
Одной из главных причин мощного демографического взрыва на палестинских территориях является тот факт, что их население избавлено от необходимости думать о том, как выжить. О нем заботится UNWRA – Агентство ООН по делам палестинских беженцев и занятости, причем к числу беженцев причисляются не только те, кто подпадает под классическое определение этого понятия, но также и все их потомки. Питомцы UNWRA живут на полном иждивении своего опекуна. Международный “дядя” выплачивает своим подопечным небольшие, но регулярные пособия, платит за их питание, образование, медицинское обслуживание и жилье. Благодаря этому жители территорий, чья единственная забота состоит в том, чтобы как-то заполнить бесконечный досуг, направляют всю свою энергию на разрушительные цели.
Таким образом США и Евросоюз (взносы которых образуют соответственно 31% и 50% фондов UNWRA) фактически увековечивают ближневосточную проблему и вольно или невольно науськивают палестинцев на Израиль. Зарубежные мусульмане милостиво предоставляют Западу заботиться о своих палестинских единоверцах и соплеменниках (на долю мусульманских доноров приходится лишь 7% от общего объема гуманитарных пожертвований в пользу палестинцев), зато не жалеют денег на военную помощь врагам Израиля, всячески подогревая ближневосточный конфликт и не давая его пламени угаснуть.« Палестинский вопрос» – идеальная палочка-выручалочка для шатких диктаторских и монархических режимов, запасной клапан для отвода недовольства масс в русло ненависти к «сионистскому врагу».
При этом не играет роли, что вопрос этот дутый. Никто не выгонял арабов, проживавших на территории палестинского протектората, как твердит мусульманская пропаганда и ее пособники среди западной интеллигенции. Это засвидетельствовал даже такой неоспоримый в мусульманской среде авторитет, как бывший президент Ливии Муаммар Каддафи. В статье, в свое время напечатанной «Нью-Йорк таймс», ныне покойный ливийский вождь отметил, что арабы, бежавшие в 1948 году из новосозданного еврейского государства, сделали это по собственной инициативе, из страха перед погромами со стороны евреев. «Важно отметить, что евреи не выгоняли палестинцев. Никто не заставлял их покидать свою землю», писал Каддафи. Беженцев подстрекали правительства соседних арабских стран. Провозглашенное «сионистами» государство ждет неминуемая гибель, его население будет поголовно истреблено, трубила египетская и сирийская пропаганда, настоятельно призывавшая  всех своих соплеменников временно уйти, чтобы не путаться под ногами у победоносных арабских армий, когда те устроят великий еврейский погром.
С тех пор, как окончилась Вторая мировая война, десятки миллионов людей, согнанных с насиженных мест, были успешно переселены, и только на Ближнем Востоке беженский нарыв продолжает нагнаиваться. Палестинские беженцы могли бы давным-давно рассосаться по арабским странам, благо земли там хватает, но их нигде не принимают. Арабскому миру невыгодно решать проблему палестинских беженцев. С точки зрения их “братьев” по крови и религии единственное предназначение палестинцев  — быть занозой в боку Израиля.
Обреченная на сытое безделье при полном отсутствии какой-либо перспективы, испытывающая сильнейший демографический прессинг, палестинская молодежь обращается к насилию – фактически единственному доступному ей занятию. Ее брожение подстегивается сублимацией сексуальной энергии, которой не дают выхода чрезвычайно строгие нормы традиционной морали. В 2005 году, когда Газа все еще была оккупирована Израилем, в клановых разборках и уголовных преступлениях в секторе погибло больше молодых людей, чем в борьбе с «сионистами».
Каковы же перспективы решения проблемы молодежных пузырей? С точки зрения Гуннара Хайнзона, крайне неутешительные. Из 27 стран мира с наиболее выраженным преобладанием молодежной когорты 13 принадлежат к миру ислама. Через 10 лет мусульмане будут составлять четверть мирового населения. Вероятно, это и имел в виду покойный хамасовский лидер Абдель Азиз Рантиси, провозглашая XXI век «исламским столетием».
Демографический взрыв на палестинских территориях можно было легко предотвратить, указывает Хайнзон. Если бы в 90-х годах Евросоюз и США дали ясно понять, что не намерены более субсидировать громадные семьи, вполне можно предположить, что сегодня в палестинских семьях насчитывалось бы не 6-7, а не более двух детей, как в Алжире. Между прочим, к 2002 году, когда опал алжирский молодежный пузырь, разгул насилия в стране заметно убавился. Если бы алжирский опыт был воспроизведен на палестинских территориях, сегодня ситуация могла бы быть совершенно иной. Вряд ли палестинские матери с такой легкостью приносили бы своих драгоценных чад в жертву на алтаре террористической идеологии. Однако, увы, Запад не решился на подобный акт демографической профилактики, и последствия его ложно понятой гуманности у всех на виду.
Что это значит для западного мира? По мнению Гуннара Хайнзона, Вашинтон не сможет себе позволить сражаться с исламским противником на его поле, даже если такое желание у него и возникнет (что крайне сомнительно). Последующие администрации вряд ли посмеют по примеру Джорджа Буша наносить упреждающие удары по врагу за пределами американской территории. Перед лицом демографической реальности Америке поневоле придется спрятаться в свою скорлупу и вылезать из нее только при крайней необходимости — для отражения непосредственной угрозы своей безопасности.
Но если США и Канада являются единственными географическими единицами, хотя бы теоретически способными сопротивляться мусульманской экспансии, подстегиваемой демографическим давлением, в большинстве европейских стран о такой возможности нельзя будет даже помыслить. По мнению Хайнзона, Европа без единого выстрела покорится завоевателям под зеленым знаменем Пророка, а наиболее динамичная часть европейской молодежи будет спасаться бегством за океан. К 2030 году этот процесс практически завершится.
Но, может быть, такой сценарий страдает излишним пессимизмом? Может быть, Гуннар Хайнзон ради красного словца сгущает краски? Ведь он же сам считает, что мусульманский молодежный пузырь начнет опадать к 2015 году? Возможно, и так, но в любом случае пренебрегать пророчеством бременской кассандры не стоит, предупреждает ведущий европейский интеллектуал, популярный немецкий философ Петер Слотердайк. Он видит в гипотезе своего соотечественника уникальный по важности ключ к пониманию исторического процесса, протекающего в мире. «Подобно тому, как «Капитал» стал библией марксизма, — пишет Слотердайк, — книга Хайнзона является основополагающим трудом в новой области, которую можно с полным правом назвать демографическим материализмом».

Тріумф Правого Сектора і Дмитра Яроша, який 21 лютого взяв на себе відповідальність за подальше розгортання україньскої революції!

субота, 22 лютого 2014 р.


Тріумф Правого Сектора і Дмитра Яроша!  Ярош заявив, що "Правий сектор" готовий взяти на себе відповідальність подальший розвиток революції в Україні.

21.02.2014 20:26 _ УП:
Присутні на Майдані Незалежності люди освистали лідерів опозиції, які вийшли до них, щоб розповісти про підписання угоди з владою України про врегулювання кризи.
Виступ лідера фракції "Удар" Віталія Кличка перервав один з сотників Майдану. Він вийшов на сцену і заявив, що якщо президент Віктор Янукович не піде у відставку до 10 ранку 22 лютого, люди підуть у збройний наступ.
Присутні на Майдані жваво підтримали цю заяву. ЛЮДИ ПОСТАВИЛИ УЛЬТИМАТУМ: ВІДСТАВКА ЯНУКОВИЧА ДО РАНКУ
Майдан освистуючи Кличка гукав увесь час: "Правий сектор!" Організатори були змумушені запросити на сцену Дмитра Яроша! Його виступ викликав ейфорію! Дивіться!

http://uainfo.org/blogosphere/politika/280822-trumf-pravogo-sektora-dmitra-yarosha-kotovsk-partizani.html

Парад как военное преступление

Это тяжелые кадры, которые говорят многое о человеческом облике и о моральное аспекте тех людей и тех боевиков которые сегодня противостоят Украине. Это не только нарушение всех международных гуманитарных прав, но это и просто не по людски, не по христиански и это демонстрация собственной слабости… Пленный не может не ответить и не защитить себя… Он уже пленный. Но есть у этого один аспект, о котором товарищи не задумывались, они сегодня посеяли ветер в сердцах и душах тех военных которые воюют на стороне своей Родины, Украины. И результат этого будет пожатие бури…


А для политиков вопрос — вы даже после этого верите в переговоры и в возможность мирного урегулирования???
P.S. Это должны мы посмотреть все, что бы понимать с кем мы имеем дело и что реально там в Донецке

четверг, 21 августа 2014 г.

«ПРАВЫЙ СЕКТОР» ЗАДАЛ НОВОЕ ПОНИМАНИЕ ПАРТИИ ДЛЯ ВСЕЙ УКРАИНСКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ

http://pravyysektor.info/articles/pravyij-sektor-zadal-novoe-ponymanye-partyy-dlya-vsej-ukraynskoj-polytycheskoj-kulturyi/

Я долгое время с большим скепсисом относился к возможности создания партии из сотни радикалов-патриотов.
Да, не ищите там порядка и логики в политических решениях и действиях, эти парни меньше всего думают о победе на выборах. Конечно, при принятии политических решений там полно хаоса, несуразиц, и такие же траблы как и в любой другой нашей политической структуре. Критиковать их есть за что, и будут выборы, их недостатки снова вылезут очень выпукло и зримо. И станут ли они нормальной партией – большой вопрос. Может и нет. Потому что они не занимаются выборами. Для них игра в политику – всего лишь повод получить доступ к решениям, которые позволяют им защищать нашу Родину. Это новый тип политических отношений.
Но я должен сказать, что сегодня “Правый сектор” задал новое понимание партии для всей украинской политической культуры. Здесь есть четкая цель – борьба за свободу Украины. И четкая иерархия – карьеру делает тот, кто ведет за собой бойцов. Здесь не может быть тыловых “крыс” – потому что лидером может стать только тот, кто берет риски и ответственность на себя.
“ПС” – это не армия, увы… Но люди с такой закалкой должны после необходимой военной подготовки стать основой наших вооруженных сил. Это патриоты, для которых наивысшая честь – отдать жизнь за Родину.
Я не призываю создавать другие “Правые сектора”, у каждого свой путь. Но дай Бог, чтобы у нас в каждой политической партии собирались люди, которые ничего не просят и ничего не требуют. Которым нужно только плечо друга и место в строю.
Когда эффективность и патриотизм каждой парламентской партии будет измеряться не количеством мандатов, бабла, и партбилетов, а количеством партийцев-добровольцев, и количеством бригад и батальонов, над которыми партия взяла шефство – мы начнем жить в другой стране, и мы одолеем любых врагов.
Юрій Бутусов, ФБ

Зомбарт - социалист, который , «выйдя из марксистов, стали предшественниками национал-социализма».

«Ибо Господь, Бог твой, благословит тебя, как Он говорил тебе, и ты будешь давать взаймы многим народам, а сам не будешь брать взаймы; и господствовать будешь над многими народами, а они над тобой господствовать не будут».
(Второзаконие, 15, 6)     

В клубке противоречий…

Книга известного немецкого экономиста и философа Вернера Зомбарта «Евреи и их участие в образовании современного хозяйства» под редакцией не менее известного русского...
LITTLE-HISTORIES.ORG

Чтобы никогда не забыть: 60 самых впечатляющих фото противостояний в Киеве


Я был там: и в это кровавое утро, и все 96 дней и ночей не Майдане - в начале Великой битвы украинского народа за Свободу и Независимость от московского  фашизма - гебизма -сталинизма- ленинизма...
http://blogarmdavo.wordpress.com/2014/02/28/%D1%87%D1%82%D0%BE%D0%B1%D1%8B-%D0%BD%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%B4%D0%B0-%D0%BD%D0%B5-%D0%B7%D0%B0%D0%B1%D1%8B%D1%82%D1%8C-60-%D1%81%D0%B0%D0%BC%D1%8B%D1%85-%D0%B2%D0%BF%D0%B5%D1%87%D0%B0%D1%82/

пятница, 15 августа 2014 г.

ПРАВЫЙ СЕКТОР: УКРАИНУ СПАСЕТ ТОЛЬКО ОДНО - ПОЛНЫЙ ДЕМОНТАЖ СТАРОЙ СИСТЕМЫ ВЛАСТИ

http://www.szona.org/bereza-interviu/
Правый Сектор поможет Порошенко избежать Третьего Майдана, который через свою агентуру готовит Путлер, и поможет полностью перезагрузить  антиукраинскую коррупционную Систему власти, если, конечно, президент Порошенко и его АП  проявят политическую волю спасти Украину от гражданской войны, в которую её втягивает Путин и его пятая колонна, рассчитывая её начало уже на весну 15 года ...... 

четверг, 14 августа 2014 г.

Обращение Дмитра Яроша к Президенту


Петр Алексеевич!

Кредит доверия вам выдан беспрецедентный. Вы обещали закончить эту войну быстро и вы все еще можете это сделать. Дайте оружие в руки патриотам, имеющим опыт боевых действий. Их много, их десятки тысяч. Они готовы стать авангардом вооруженных сил, покончить с терроризмом и агрессией на Востоке, но им нужно признание государства, стрелковое оружие, тяжелое вооружение, техника. Все это есть в вашем распоряжении, пусть с законодательными ограничениями, но есть. Закон в нашей стране миллионы раз нарушался ради личной выгоды и наживы, может лучше нарушить его во благо Родины и вооружить тех, кто рвется ее защищать? Это будут реальные участники боевых действий, умеющие воевать, а не пацаны с удостоверениями ПС, налетающие на вражеские блок-посты. Для защиты народа и демократии надо опираться на народ и демократию, а не на гадящую под себя толпу коррупционеров, сидящую в Раде. Вы, Петр Алексеевич, взяли на себя ответственность за Украину в самый сложный момент — в момент перелома исторического, перелома в отношениях с соседом, перелома цивилизационного. Вы можете остаться в памяти людей либо президентом-победителем, либо неудачником, проигравшим страну. Никто не будет помнить ваших взвешенных решений, если они не приведут к победе. Будут помнить только сам факт поражения — так уже было в истории много раз. Мудрость правителя — это умение поставить обстоятельства к себе на службу, а не подчиниться обстоятельствам. Обопритесь на тех, кто подставляет вам плечо. На тех, кто готов сегодня отдать свою жизнь за мир для страны и детей.
Те, кто сейчас, дрожа, пытается сохранить себя во власти в новой Верховной Раде, вам не помощники. Я не призываю вас стать диктатором. Я призываю вас проявить решительность и дальновидность. Можно сколь угодно долго называть войну — АТО. А это война и мы должны закончить ее, чтобы страна смогла жить и развиваться, а не тратить миллиарды на восстановление инфраструктуры и не хоронить своих сыновей с обеих сторон конфликта.
Как показал опыт, там, где удалось прогнать «поребриков» и упоротых украинских «рашистов», мирная жизнь быстро берет свое. Закончит войну можно только победив. Только победа остановит смерть наших солдат и мирного населения по обе стороны фронта. Дайте людям мирную жизнь, оставьте матерям их сыновей, протяните руку тем, кто готов защитить Украину и вы оправдаете доверие, оказанное вам народом.
Слава Украине! Слава ее героям — живым и мертвым!
Источник: Свободная Зона

понедельник, 11 августа 2014 г.

"ЕВРЕИ - ПОКАЙТЕСЬ!" - ПРЫЗЫВ, ЗВУЧАЩИЙ ИЗ УСТ ВСЕХ ПРОРОКОВ ОТ ИЛИИ ДО ИОАННА - КРЕСТИТЕЛЯ, И ОТ ВСЕХ ПРАВЕДНИКОВ НАРОДОВ МИРА НАШИХ ДНЕЙ

А я думаю, что смысл жизни не в конечной цели к которой движется праведник, а в самом процессе движения по пути к смыслу (к Б-гу!?), но только движения-жизни-поступков- деяний в строгом их соответствии  правилам Добра, перечисленным в Заповедях Божих, которые перечислены в Торе.   И тогда он не только живет с божественным смыслом, но при этом он ощущает себя  гармонично счастливым, и светел  для окружающих его и добрых и злых людей.....  
   Итак:   Елена Римон "Праведник народов мира"
  Как известно, мы, евреи, избранный народ, но не все, к сожалению, ведем праведную жизнь, достойную нашего избранничества. Впрочем, среди других, менее избранных народов, встречаются настоящие праведники. Они так и называются: праведники среди народов. Вопреки тому, что иногда приходится слышать, иудаизм — религия плюралистическая. Чтобы стать праведником и удостоиться будущего мира, необязательно быть евреем — достаточно соблюдать семь заповедей сынов Ноаха. Поэтому гою, который хочет сделать гиюр, объясняют, что он поступает нерасчетливо. Будучи сыном Ноаха, ты можешь стать праведником, соблюдая всего семь заповедей, — а если ты станешь евреем, придется соблюдать все шестьсот тринадцать. Зачем же брать на себя столь тяжкое бремя? Подумай, говорят ему, евреем быть очень трудно, может, тебе легче будет достичь праведности, оставаясь в своем теперешнем статусе. Подумай еще раз. И еще раз…
Конечно, все это звучит убедительно только для того, кто руководствуется самой возвышенной мотивацией, а именно, желает достичь праведности и совершенства в служении Всевышнему. Возможно (хотя я не стала бы утверждать категорически), кто-то кое-где у нас порой стремится сделать гиюр с гораздо более конкретными целями — типа выйти замуж за еврея и т.п.
— А что такое? В чем дело-то? Это что, преступная цель? И вообще, нечего человеку лезть в душу, — скажет на это иной израильтянин.
— То есть позвольте, — возразит ему другой, — как это нечего лезть в душу? Гиюр — это же духовный процесс, а не бюрократическая процедура.
— Да, духовный процесс, — ответит первый, — именно что духовный, вот и не лезьте в душу, это не ваше дело.
— Почему не мое дело? Именно мое! Ведь этот гой хочет стать частью еврейского народа, а я и есть этот самый народ.
— Да с какой стати-то народ — это вы? Может быть, как раз я? А я вот считаю, что нечего лезть в душу…
И т.д. и т.п., без конца.
Я не собираюсь даже вступать в этот бесконечный спор. Я просто хочу рассказать одну историю. Она произошла в бывшем Советском Союзе в прошлом веке, в те трудные времена, когда в Израиль никого не выпускали, а за интерес к иудаизму можно было получить не гранты и поездки за границу (вариант: израильское гражданство, ссуду на покупку квартиры и членство в больничной кассе), а большие неприятности (вариант: очень большие неприятности). Гои, которые, тем не менее, такой интерес проявляли, были очень, очень редки и их трудно было заподозрить в меркантильности. Просто невозможно. Или возможно?
Эта история случилась в городе Куйбышеве. А это, между прочим, огромный город, больше миллиона жителей. Нефть, газ и все остальное. Четыре театра, университет и с десяток разных вузов. Крупнейший железнодорожный узел (вы потом увидите, что фон этой истории — поезда) и областной центр. В этой области встречались прелюбопытные люди. Не у всех было высшее образование. Но не видали мы разве такого: профессор филологии — и сущее бревно, или наоборот, полуграмотный человек, одаренный редкой духовной чувствительностью?
Видали, да. Но нечасто. Может быть, теперь, с падением престижа университетов, таких колоритных людей снова станет больше. Хорошо это или плохо — трудно сказать. Для меня, наверное, плохо, потому что я преподаю в университете. Впрочем, пока это все будет развиваться, надеюсь, я успею выйти на пенсию.
Итак, вот эта история — как я ее запомнила и слышала от очевидцев. Имена главных героев, естественно, изменены.
* * *
Примерно четверть века назад, когда уехать из России в Израиль было легче, чем на Луну, но ненамного, нашим добрым знакомым, которые жили через две улицы от куйбышевской синагоги, позвонил тамошний габай реб Либерман, блаженной памяти, редкой доброты человек, и сказал:
— Послушайте, тут пришли какие-то люди. Они очень странные. Но они говорят, что они из Безенчука и хотят кушать.
— Ну и что?
— А то, что я им говорю: идите в столовую. А они говорят мне, что некошерное не едят. А у вас кошерный дом. Покормите их, пожалуйста.
Так в нашей куйбышевской еврейской компании появились Дубинины. Они действительно были очень странные люди. Точнее, очень необычные. Они приехали в Куйбышев из маленького районного городка (в сущности, деревни) Безенчука и в большом городе оказались впервые в жизни.
Глава семьи Дубининых Матвей всю жизнь читал одну и ту же книгу — Библию. В этой книге излагалась история еврейского народа. Дубинины никогда не встречали евреев и думали, что это такой святой народ, очень древний и давно вымерший. Однако же в Библии было написано, как надо поступать, чтобы принадлежать к избранном народу и удостоиться права на Обетованную Страну. Не воровать, не убивать, не лгать, не сквернословить, не злорадствовать, не развратничать, не опьяняться вином, не поклоняться идолам и соблюдать субботу. Они не знали толком, что это значит, но на всякий случай по субботам не работали и не пускали детей в школу. По субботам они все вместе читали Библию и пытались ее сами толковать. Будучи людьми необразованными, но неглупыми, и внимательно читая книгу Левит, они постепенно изобрели некий примитивный кашрут. Про обрезание они тоже знали, но у Матвея хватило благоразумия не пытаться самостоятельно экспериментировать в этой области.
Главное было — не поклоняться идолам. Про идолопоклонство как раз все было понятно: главный идол в кепке торчал на всех площадях. Знак этого идола — книжечку с серпом и молотом — надо было предъявлять начальству по всяким поводам. И вот этого-то Матвей ни за что не желал делать. Вся семья жила без паспортов, время от времени их таскали в милицию, поскольку старшие девочки, достигнув шестнадцати лет, за паспортами не явились. Но Матвей только радовался случаю поспорить — хоть бы и с милиционерами. Он вообще за словом в карман не лез и не упускал шанса прилюдно высказать свои идеи.
— Люди! — бесстрашно взывал он к пассажирам в электричке, и его синие глаза на красивом скуластом лице сверкали и метали искры. — Поглядите на себя! Вы же созданы по образу и подобию! Что ж вы образ-то свой пропили? Мне-то что, я все равно вскорости уеду в золотой Иерусалим, ибо я еврей и Господу моему служить хочу! А вот вы — как вы-то будете? Потерявши всякий образ! Так жить нельзя!
Возразить на это было нечего. Жизнь действительно была невозможная — мало того, что нищенская, так еще какая-то оскорбительно грязная, бестолковая и беспросветная. Безобразная, одним словом. Сосед Дубининых, как рассказывали, допился до того, что сгреб своего двухлетнего ребенка, сидевшего на крылечке перед домом, и хватил его головой об угол. Мозги во все стороны. Драки и изнасилования были обыденным делом. Пили страшно, пили все — мужчины, женщины, старушки (стариков было на удивление мало, мужчины по разным причинам просто не доживали до старости). Ужаснее всего был алкоголизм молодежи. Наркотики тогда массово не употребляли, но водки и дешевого портвейна было хоть залейся. Чего другого могло не быть, молока там, или яиц, или постного масла, или спичек, а алкоголя всегда и везде было в достатке. Девчонки-школьницы по пьяному делу гуляли с мальчишками (другой светской жизни просто не было), и за неумением предохраняться делали аборт за абортом. В студенческой группе, где я была куратором, маленькая жизнерадостная первокурсница, совсем ребенок, откуда-то из-под Бугульмы, вдруг раз — умерла от заражения крови после криминального аборта, скончалась прямо на койке в общежитии. Света Харламова. И никакого расследования, ничего — глухо. Детей рождалось мало, и те были нездоровые, с алкогольной предрасположенностью. Я выросла в городе, но много ездила по области с фольклорными экспедициями и насмотрелась всякого. В некоторых селах вообще не было маленьких детей, страшное дело. В школе, где я вела русский язык и литературу, из тридцати шести подростков в восьмом классе четверо были с сильной задержкой развития, к шестнадцати годам почти не могли читать и писать. Все дети алкоголиков. Это был не то чтобы особый жизненный уклад, но именно отсутствие всякого уклада, всяких традиций и жизненных правил. На этом фоне, чтобы просто оставаться человеком, действительно нужно было что-то придумывать — хотя бы самодельный кашрут. И ощущать себя избранным, не как все — потому что все жили очень уж погано.
У Дубининых было семеро детей. Единственная многодетная семья, которую я видела до приезда в Израиль. Дети были чудесные и все, включая самых младших, держались с величавым достоинством. На них никогда не орали, их, упаси Бог, не били. Они были благословением, с ними разговаривали, как со взрослыми, — серьезно, уважительно. По важным семейным проблемам торжественно советовались со старшими детками, которые, само собой, почитали родителей. Жили они в добротном опрятном доме, который Матвей построил своими руками. Он, как Робинзон Крузо, мог сделать своими руками почти все — в том числе и правила кашрута. Во всяком случае, он в этом не сомневался.
Матвей Дубинин был по натуре искателем Бога и смысла жизни. И то, и другое он искал в Библии и в собственной душе. Социальная справедливость его тоже интересовала, но несравненно меньше. Мне кажется, он был одарен какой-то крупинкой пророчества, которое в наши времена, как сказано, дается не мудрецам, но детям и безумцам. Матвей не был безумным — напротив, он был вполне здравомыслящим человеком. Но кроме здравого ума, он, несомненно, обладал врожденной харизмой. Не только вся семья слушалась его беспрекословно, не только люди в электричках и на вокзалах прислушивались к его проповедям. Он утверждал, что его побаивается местная безенчукская милиция и областное КГБ. Возможно, это была правда. В том веке и в той стране нечасто (по правде сказать, очень редко) встречались люди, которые могли вслух и громко сказать то, что думают. И не только сказать, но и сделать. Например, жить без паспорта. Или не пускать детей в школу по субботам.
За свои религиозные поиски и находки Матвей в свое время заплатил страшную цену. В первый раз он построил дом и провел в нем электричество много лет назад, когда они с Верой только поженились. У них родилось двое детей. Матвей уже тогда пришел к мысли, что еврейская вера — самая правильная, не работал в субботу и взгляды свои проповедовал на всех углах. Как-то раз рано утром, когда дети спали, он ушел на работу в гараж, а Вера выбежала на минутку купить молока. Когда она вернулась, дом пылал. Малышей спасти не удалось. «Говорят, проводка загорелась, — рассказывал Матвей, — но как она могла загореться, я же сам ее делал и сам проверял. Нечему там было загораться». На похоронах у молодой красавицы Веры отнялись ноги. Потом она выздоровела, но осталась слабой и работать больше не могла. Пока Вера болела, Матвея судили и посадили в тюрьму. Его обвинили в том, что он нарочно поджег дом, чтобы принести в жертву своих детей. Что он, дескать, считает себя евреем, а у евреев есть такой обычай — жертвоприношение детей. Пожар случился как раз весной, на Пасху (не знаю, на какую, — наверное, на православную).
Признаться, услышав от Матвея этот рассказ, я не поверила. Я считала, что в наше время кровавых наветов не бывает. А если бы такое случилось — наверное, это было бы громкое дело, мы бы слышали… Но Вера, порывшись в чулане, вынесла и показала мне ветхий номер газеты «Безенчукская правда» (кажется, так она называлась) с довольно длинной статьей о пожаре, сгоревшем доме и фанатике-изувере Дубинине, который принес в жертву своей человеконенавистнической религии собственных детей. Суд приговорил мракобеса к длительному заключению, говорилось в статье.
Однако в тюрьме Матвей Дубинин пробыл недолго.
— Я на суде сказал прокурору, что Бог его накажет за его неправду. Через две недели он умер. Молодой мужик был, здоровый. Скоропостижно скончался. Вдова пришла к Вере, умоляла простить, не мстить больше. А Вера — что она, чернокнижница, мстить она будет? А еще через месяц меня выпустили. Еще и отправить никуда не успели. Я ни на пересмотр дела не подавал, ничего. Я молился Богу Израиля и Он меня не оставил. Вдруг пришли за мной, повели и тихо выпустили. И с тех пор нас оставили в покое. Более-менее.
Все это тоже показалось мне неправдоподобным. Как это так — просто взяли и выпустили? Так не бывает. Но вообще-то в таких местах все бывает… И не то еще бывает. Вот ведь состоялся у них там в Безенчуке нелепый судебный процесс, о котором даже в Куйбышеве никто ничего не слыхал. Может, и развязалось это все таким же немыслимым образом… Куйбышев был закрытым городом, иностранцам в него въезжать не дозволялось, поэтому эта дикая история, которая в другом месте и в другое время могла бы вызвать громкий скандал, как-то глухо сошла на нет.
Выйдя из тюрьмы, Матвей заново отстроил дом и родил семерых детей. Он продолжал упорно читать Библию, учил этому своих детей и думал, что он и его семья — единственные евреи на свете. Однажды кто-то ему сказал, что в городе Куйбышеве живут люди, называющие себя евреями. Матвей с Верой, недолго думая, сели на поезд и через два с половиной часа оказались в Куйбышеве. На вокзале они стали всех спрашивать, где можно найти евреев. Кто-то посоветовал им поискать евреев в синагоге. Они сразу же отправились туда и, на свое счастье, встретили там Либермана, а Либерман отправил их обедать к нашим друзьям.
С этого дня наша интеллигентская еврейская компания познакомилась и подружилась с Дубиниными, которые хотели быть евреями и считали себя как бы в процессе принятия еврейства — неизвестно на каком основании. Может быть, на основании перенесенных ими страданий. Раввина в Куйбышеве уже давно не было, последний рав скончался за много лет до этих событий. А мы все были людьми несведущими и чрезвычайно наивными. Иначе, конечно, мы бы сразу поняли, что перед нами никакие не евреи и негеры, а русские сектанты с некоторым оригинальным направлением ума. Нет такой еврейской традиции — жить без документов, евреи обычно уважают государство, в котором живут.
Даже нам эти люди казались чрезвычайно странными. Но в них чувствовалась необычайная духовная сила, а к тому же они были очень славные и трогательные, они вызывали уважение и симпатию. Видимо, срабатывала харизма. И как-то само собой решилось так, что если им хочется считать себя евреями, читать Тору и соблюдать что-то вроде кашрута, так и на здоровье. А поскольку они нуждаются в помощи, надо помочь.
В это время старшая дочь Матвея Люба закончила среднюю школу в Безенчуке (несмотря на отсутствие паспорта, с хорошим аттестатом). По этому поводу Матвей приехал вместе с женой и старшими детьми держать совет с моей мамой, которую он очень уважал за ум и жизненный опыт.
— В университет она без паспорта не поступит. Не говоря уже о конкурсе, — сказала мама. — Знаешь что, пускай идет в книготорговый техникум. Я постараюсь помочь. Будет у нее хорошая работа, интеллигентная, престижная. Сейчас за книжки все можно достать. Девочка она серьезная, аккуратная, ответственная. Будет продвигаться по работе, карьеру делать.
— Я думал, что ты, Анна, умная женщина, — вздохнул Матвей, — но этот твой совет очень глупый. Нам надо так строить свою жизнь, чтобы ни в чем не зависеть от этого окаянного государства. Чем больше ты в нем продвигаешься — тем больше от него зависишь. Университет! Книжный магазин! Возьмут — не возьмут, выгонят — не выгонят… Зачем нам все это? Для таких людей, как мы, главное — это свобода и независимость от окаянного государства. И поэтому она будет учиться шить!
И Люба поступила в швейное ПТУ. Решено было, что жить она будет у нас, потому что в пэтэушном общежитии обстановка неподходящая для религиозной девушки. Люба была скромная, трудолюбивая девочка — иной и не могла вырасти старшая дочка в многодетной религиозной семье. Но когда она однажды сказала мне: «Хоть у меня паспорта нет и по субботам я не учусь, все меня уважают, потому что я единственная в группе не пью, не курю и с парнями не шляюсь», — прозвучало это весьма высокомерно. Такая она была вся из себя чистая, одухотворенная, светлая, с таким достоинством несла свой особенный статус среди жалких размалеванных пэтэушниц. Как все Дубинины, она была красива милой, не осознающей себя красотой. Она была похожа на стихотворение Державина «Белокурая Параша сребро-розова лицом». Вообще что-то в них во всех, в Дубининых, было от восемнадцатого века.

Жить у нас вообще-то было негде — на ночь у меня в комнате ставили для Любы раскладушку, но пройти к двери тогда уже было трудно. Однако Люба нас не стесняла, она была деликатна и хорошо воспитана. Как-то вечером, сидя на раскладушке, она поведала мне свой девичий секрет. В Безенчуке была расположена большая воинская часть. Среди солдат иногда попадались религиозные мальчики самых разных толков, включая буддистов и мусульман. В Советской Армии их страшно доставали, а понимание и поддержку эти маргинальные ребята находили, естественно, в доме Дубининых, поскольку те были широко известны в Безенчуке как психи и религиозные фанатики, с которыми лучше не связываться. В числе прочих бывал у них один симпатичный солдатик с Дальнего Востока, из какой-то христианской общины — я не поняла, то ли тоже что-то такое особенное, самодельное, то ли он был из конвенциональных пятидесятников. Солдатик из идеологических соображений отказывался принимать присягу, и его за это очень обижали. Чуть ли не угрожали убить, но он держался стойко и не поддавался.
Этот юный герой и страдалец за веру по имени Саня произвел на четырнадцатилетнюю Любушку большое впечатление, о котором она, впрочем, предпочитала помалкивать. Она ведь мечтала пройти гиюр и уже считала себя еврейкой, с детства соблюдала какой-никакой кашрут и субботу, учила иврит по самодельным учебникам и делала успехи, а иногда даже видела сны про золотой Иерусалим. Во все это Саня никак не вписывался. К тому же, они вряд ли успели даже сказать друг другу пару слов наедине. Вообще, по всей видимости, это было просто мечтание, фантазия, как бывает у девчонок в этом возрасте. Первая любовь, может быть... Хотя Люба не употребляла этого слова — любовь. Она к нему не была приучена. В их доме не было телевизора, романов она не читала, в кино не ходила, сокурсниц-пэтэушниц презирала и к их болтовне о мальчишках не прислушивалась. Но в заветном кошелечке хранился у нее потертый листок с Саниным адресом — неизвестно зачем.
* * *
В один прекрасный день Матвей вместе с женой приехал к нам в Куйбышев и сказал:
— Ну, Анна, все. Кончилось мое терпение. Мы едем в Москву. Будем прорываться к самому большому начальству окаянного государства. Все, скажем мы им, хватит. Мы евреи, наше место не здесь. Отпустите нас в Обетованную Землю, в золотой Иерусалим.
— Что ты, Матюша! — испугалась моя мама, осторожная, как всякая нормальная еврейка. — Не сходи с ума! А дети?
— А детей мы с собой возьмем.
— Да как же можно? А если вас посадят? Что с детьми будет?
— С детьми-то, может, и не посадят, — задумчиво пробормотал Матвей. — Но пусть! Пусть всех тогда сажают. Все равно! Что в тюрьме, что так-то, в горьком изгнании. Дошли воды до души моей. Или в Иерусалим — или в тюрьму!
— Вера, да ты что, тоже умом тронулась? Останови его!
— Он прав.
— Люба, но ты же рассудительная девочка, — взывала мама. — Скажи им, что так нельзя! Это безумие!
— Мы поедем в Москву, — тихо и твердо сказала Люба. — Как будет, так и будет.
О московских приключениях Дубининых я знаю по рассказам моих друзей-отказников, у которых они ночевали и которые пытались их вызволить из неприятностей с немалым риском для себя (хотя, в отличие от нас, сразу поняли, кто они). Матвей говорил только, что они вместе с детьми все-таки прорвались в здание ЦК КПСС и добрались до кабинета какого-то большого начальника (может, это был комендант здания, но не в том суть). Матвей сел напротив него, посмотрел проникновенно в глаза и произнес: «Милый человек! Отпусти ты меня в Иерусалим! Ну не ваш я! Не ваш!» Тут их всех сгребли в «воронок», отвезли под конвоем на Казанский вокзал, посадили на поезд и отправили в Куйбышев.
После этой поездки Люба сильно изменилась. Она вся стала как каменная. Видимо, только там, в Москве, до нее впервые по-настоящему дошло, с каким чудовищным монстром боролся всю жизнь ее отец и что с ними со всеми за это могут сделать.
— Я больше не могу, — сказала она мне. — Я больше не верю.
— Во что ты не веришь?
— В золотой Иерусалим. Я никогда туда не попаду.
Непосредственно вслед за этим кризисом в Безенчуке снова объявился Саня. Стало быть, все эти годы он у себя на Дальнем Востоке только и ждал знака, чтобы приехать за Любой. Стойкий солдат был настроен решительно, в смысле быстро собирайся и поехали. Ехать надо было в какое-то село на берегу Тихого океана. Без паспорта туда попасть было нельзя ни на самолете, ни на поезде. Именно это составляло для Любы главное душевное мучение, а не то, что Саня был христианин. Чтобы уехать с Саней, надо было получить паспорт, а это означало порушить дело жизни отца, признать над собой власть окаянного государства и навсегда отказаться от Иерусалима. Она понимала, что отец ее не простит.
Разрываясь между долгом и чувством, бедная Люба чуть с ума не сошла. Потом все-таки собралась с духом и пошла в то самое заведение, куда ее два года регулярно таскали, пытаясь заставить взять документ окаянного государства. За полтора часа ей выписали паспорт, и вечером они с Саней уже ехали в плацкартном вагоне через всю необъятную Россию, с пересадкой в Новосибирске.
В тот вечер Матюша прямо почернел с лица. Но он умел держать удар. Цедил сквозь зубы: «Кошка она! Вот и все! Кошка! Она мне не дочь!»
А на следующий день Дубинины получили разрешение на выезд в Израиль.
Велик был бы соблазн посчитать это событие изощренным издевательством властей. Но я точно знаю, что это просто так совпало. Вернее, это было изощренное испытание со стороны высшей силы.
Видимо, в Москве кто-то решил, что с Дубиниными надо что-то делать — или сажать, или выпускать. Сажать их было трудно — куда детей девать? Кто с ними будет возиться? В сталинские времена в таких случаях работал налаженный механизм, но эта история произошла в начале восьмидесятых, когда механизмы уже плохо работали и никто не желал брать на себя ответственность за что бы то ни было. До начала перестройки оставалось два года.
Рано утром в дом Дубининых в Безенчуке принесли письмо (телефона у них, само собой, не было). Их приглашали срочно явиться в областное управление КГБ. Зачем? Неизвестно. Приехав в Куйбышев, Матвей и Вера прямо с вокзала явились к нам — печальные и торжественно-строгие. Если не вернемся, говорят, позаботьтесь о детях. Мы обещали. Через пару часов они возвращаются, звонят и заходят в дверь в следующем виде: Матвей на ходу пляшет вприсядку, а Вера тащится за ним и рыдает: «Люба! Люба! Один только день она не дождалась! Ой, Люба!» Им объявили, что их отпускают. Всех, включая Любу.
А Люба ехала в поезде и знать ни о чем не знала. Поезд был пассажирский, шел медленно… Пытались дозвониться до Саниных родителей, вызывали их на переговорный пункт, связь все время прерывалась. Наконец дозвонились — те, конечно, ничего не знали и сильно встревожились.
Поезд стучал себе колесами по рельсам на сибирских просторах, а Матюшу тем временем снова вызвали в КГБ и деловито предложили оформить паспорта для всей семьи, чтобы тут же отдать их обратно — то есть обменять на выездные документы. Паспорта!
В ответ Матвей заревел страшным голосом:
— Медве-е-едя! Медведя!
— Чего медведя? — оторопел гебист.
— Медведя в цирке ты будешь дрессировать, а не меня!
Обладая некоторым актерским мастерством, Матюша очень убедительно изображал эту сцену в лицах у нас на кухне.
Над ним пытались производить какие-то обычные бюрократические процедуры, но он понимал это так, что власть напоследок все-таки хочет сломить его неукротимое бунтарство. Видимо, правильно понимал.
— Кто это такая, которая прислала вам вызов из Израиля? — спрашивали его в ОВИРе. — Какая у вас степень родства? Наверное, это ваша сестра, да?
— Я мог бы тебе солгать, — задушевно отвечал Матвей. — Но не хочу. Она мне сестра по духу.
Эта не поддающаяся дрессировке семья настолько осточертела властям, что, услышав про медведя, гебист вздохнул и тут же приказал выписать всем Дубининым документы на выезд без всяких паспортов.
Но у Любы уже был паспорт! Добравшись наконец до Тихого океана, она вошла в дом Саниных родителей и вместо «здрасьте» услышала невероятное известие. Молниеносно заняв денег на билет (по тогдашним понятиям, огромную сумму), они с Саней тут же кинулись обратно в Безенчук, теперь уже самолетом с пересадками. Санечка, не будь дурак, поехал вместе с Любой и стерег ее, бдил, не отпускал ни на секунду. И вернулась Люба только затем, чтобы проводить родителей, братьев и сестер в золотой Иерусалим. Дубинины уезжали на Ближний Восток, а Люба с Саней — на Дальний. Расставались они навеки. Тогда уехать «на постоянное жительство» за границу было как умереть. Слез было пролито — немерено.
Перед отъездом Матвей пришел к нам прощаться. Собралась вся наша тогдашняя еврейская компания. Матвей торжественно сказал: «Евреи, посмотрите на себя — кто я и кто вы. И вот я уезжаю, а вы остаетесь. Но и то ведь — вы же избранники, вас Всевышний все равно приведет в Иерусалим рукою мощной и мышцей простертой. А я? Мне надо спешить!»
Но мы оставались ненадолго. Через два года после Дубининых мы тоже поселились в золотом Иерусалиме. Тогда уже началась перестройка, и нашей семье не пришлось вступать в открытый конфликт с окаянным государством, хотя без драм тоже не обошлось.
* * *
О том, что произошло с Дубиниными в Иерусалиме за эти два года, мы знали из писем и рассказов очевидцев. Обетованная Земля разочаровала Матвея. Куйбышевские евреи, приехавшие в Иерусалим незадолго до Дубининых, встретили их с большой радостью и вскорости пошли с ними к раву Зильберу, чтобы тот оформил им наконец гиюр. «Как это так, — говорила наша общая знакомая, которая нежно любила Веру с Матюшей и всячески их опекала, — скоро Песах, а они не будут сидеть с нами за столом на пасхальном седере как евреи?» Рав Ицхак Зильбер, благословенной памяти праведник, который, как говорится, под каждым на метр видел, тоже очень сердечно отнесся к этой семье, но потом присмотрелся и отказался делать им гиюр. Не то чтобы насовсем, но именно в таком ускоренном темпе делать гиюр он не хотел. Дескать, им надо еще подготовиться, поучиться…
Почему-то это Матюше показалось очень обидным. Хотя, если подумать, этого следовало ожидать. Он ведь привык к тому, что все, включая его врагов-функционеров окаянного государства, смотрят на него, раскрыв рот и отдавая должное его духовности и харизматичности. Учиться же систематически он не привык. Не было у них такой традиции. А самое главное, он не умел никому подчиняться. Даже такому мудрому и святому человеку, как рав Зильбер. Он хотел сам учить, наставлять и проповедовать. Но почему-то в Обетованной Земле никто не хотел его слушать. Наверное, когда Робинзон гулял по Лондону после двадцати восьми лет пребывания на острове, ему тоже было очень обидно, что никто не восхищается его самолично пошитым костюмом из самостоятельно выделанных шкур, на который было затрачено столько труда, размышлений и творческих находок.
Так началось расхождение Дубининых с ортодоксальным иудаизмом. А что-нибудь менее ортодоксальное Матвея, конечно, не устраивало. Рассказывали уже и вовсе несусветные вещи — якобы проживая в центре абсорбции в пригороде Иерусалима Мевасерет-Цион, Матвей Дубинин носился в субботу по Мевасерету на новеньком минибусе, купленном на деньги, выданные в министерстве абсорбции (на такую большую семью шекелей отсыпали немало) и орал в громкоговоритель: «Евреи! Покайтесь!» Мевасерет — не Меа Шеарим, там улицы по субботам не перегораживают. Но все равно обитателям тамошних вилл это не понравилось. Однако в полиции им разъяснили, что нету такого закона, который запрещал бы кому бы то ни было вещать в микрофон «Евреи! Покайтесь!» в светлое время суток. Просто не было никогда таких прецедентов. (В Израиле вообще всегда про все говорят, что никогда такого не было и даже не знаем, что и думать.) Возможно, поэтому Дубининым моментально дали здоровенную амидаровскую квартиру (то ли четыре комнаты, то ли пять) в иерусалимском квартале Гило. Против такого напора, какой эта семья развила в Безенчуке, израильские чиновники в те времена, во второй половине восьмидесятых, были просто как малые дети.
Матвеев громкоговоритель я сама лично не слышала. Но про минибус, хорошее жилье в Мевасерете и отличную квартиру в Гило — все точно.
Рассказывают также, что в Безенчуке распространились слухи о том, что Дубинины в Израиле голодают и что их всех до одного убили арабы. Каково же было удивление бывших Матюшиных соседей, когда в один прекрасный день на пыльной безенчукской улице остановился роскошный минибус и из него выскочил живехонький Матвей в фирменных джинсах, а за ним — помолодевшая и похорошевшая Вера и сильно выросшие сыновья и дочки. Они приехали в Безенчук на собственной машине — паромом из Хайфы до Пирея, далее через Грецию и Болгарию. Матвей, ко всем своим прочим талантам, еще отменно водил машину и читал карту. Вот уж, наверное, наслушались в Безенчуке интересных рассказов! Показавшись во всей красе, Дубинины развернулись и отправились обратно в Иерусалим, где снова стали донимать русскоязычных жителей Гило невнятными проповедями.
Один небольшой политический деятель тогдашнего времени, из репатриантов семидесятых годов, встретил меня как-то раз в коридоре издательстве «Шамир», прищурился и протянул: «А-а! Славная куйбышевская община! Это вы нас Дубиниными… обеспечили!»
Мне кажется, именно с этого случая началось постепенное изменение позиции многих израильских раввинов по отношению к русским гиюрам. Двадцать пять лет назад оно было гораздо благожелательнее. Рав Зильбер, как я слышала, был настолько потрясен дикими выходками Матвея Дубинина, что довольно долго отказывался даже слышать о желающих пройти гиюр, но потом отошел и снова начал заниматься с прозелитами. А некоторые стали считать русских претендентов на наследие Авраама всех поголовно сумасшедшими.
Но Матюша, как я уже говорила, был не сумасшедший. Это был такой тип, выведенный русской тоталитарной системой, видимо, еще до советской власти, а потом ею еще усовершенствованный — полуграмотный религиозный интеллектуал из народа. Таких описывал Достоевский в «Подростке». При развитом социализме этот тип встречался довольно редко, но все же продолжал существовать, поскольку у некоторых людей способность чувствовать и соображать все-таки сохранялась. Более того, познакомившись с Дубиниными, я узнала, что в Куйбышевской области в те годы происходило подспудное религиозное брожение. Не имея никакой возможности получить нормальное религиозное образование и не в силах мириться с официальной совковой доктриной, наиболее нетерпеливые и отчаянные люди начинали выдумывать метафизику сами, снизу и изнутри. Люба рассказывала, что Матвей возил ее в разные села и маленькие городки на самодеятельные теологические диспуты между разными сектантами — баптистами и еще кем-то. Матюшу на такие мероприятия приглашали в качестве эксперта, поскольку считалось, что он знает всю Библию наизусть. Время от времени на эти собрания врывалась милиция и всех разгоняла, а некоторых забирала и сажала. Любе все это страшно нравилось. Она там мало что понимала, но ее вдохновляла атмосфера избранности, умные люди и умные слова.
Откуда брались умные слова — рассказать, никто не поверит. Не только из Библии. Как-то раз Матюша с большим воодушевлением показал мне книгу М.А. Трофимовой «Историко-философские вопросы гностицизма : Наг-Хаммади, II, сочинения 2, 3, 6, 7». Научное описание рукописей, анализ лексики и т.д. В приложении — тексты папирусов, найденных в Египте в 1945 году (датируются I—III вв. н.э.) в переводах с коптского. Как к нему в руки попала эта книга? Издание Академии Наук, 1979, крохотный тираж… Он тыкал в эти переводы и сиял: «Вот оно, вот! Вот тут все правильно написано! Я сам всегда так думал!» Я прямо потряслась. Библиотека Наг-Хаммади нашла своего читателя! Через две тысячи лет! Через академическое издательство! Вот почему гностика вечно возобновляется — потому что люди вечно нуждаются в мифологии.
И ради этой дикой смеси мифологем Матвей был готов на мученичество. В России начала восьмидесятых это производило впечатление. Но в Израиле все это оказалось некому предъявить. Делать из него мученика никто не собирался, а слушать его было неинтересно. Харизма поблекла.
Ни к одной из многочисленных израильских христианских общин Дубинины тоже не примкнули. Возможно, они смогли вписаться только в такое странное сообщество, какое представляли из себя кубышевские евреи-отказники, — сообщество гонимое, аморфное, но доброе и простодушное. Принадлежность к любой другой общине, более процветающей и четко организованной, я думаю, их не устраивала, поскольку требовала какой-никакой дисциплины.
* * *
Люба и Саня воссоединились с семьей Дубининых через полгода после нашего приезда. В Израиле продолжалась эпоха невинности. Еще через пару лет, когда началась большая алия, всех этих людей просто не впустили бы в страну, тем более не дали бы им сразу гражданство со всеми льготами. Но им повезло: алия тогда была маленькая, перестройка в России только началась и все были страшно наивные.
Любочкин герой, как оказалось, был мастер по ремонту телевизоров и парень не промах. Он сразу понял, что в Израиле много не заработаешь. К тому же, его сильно раздражали религиозные евреи в черных шляпах. Он прямо весь трясся от злости, когда их видел. Год Люба с Саней прожили в золотом Иерусалиме, а потом перебрались в Америку. Как им удалось получить визу, а затем и гринкард — не знаю. Может, убедили консула, что в Израиле их преследуют за религиозные убеждения? Следом за ними в Америку подались остальные Дубинины. Теоретически с них, конечно, могли бы стребовать обратно большие деньги, выданные на абсорбцию. Но не стребовали. Удерживать их в стране было бессмысленно.
Прошло сколько-то лет. Еду я в автобусе по улице Керен ха-Йесод и играю сама с собой в свою любимую игру — разглядываю пассажиров и пытаюсь угадать, кто они, откуда и на каком языке заговорят, если раскроют рот. Входит в автобус очаровательной красоты блондинка, элегантно упакованная во что-то ярко-алое. Садится со мной рядом. Кто такая? Точно не израильтянка — очень нежный цвет лица, у израильтян такого не бывает. На американку не похожа. Может, шведка или норвежка?
Красавица сказала по-русски: «Лена! Это ты? Ты не узнаешь меня?» — и из ее прекрасных карих глаз полились слезы. Только тогда я ее узнала. Это была Люба. Она приехала в Израиль не то кого-то навестить, не то что-то оформлять.
— Мы очень хорошо живем, — с воодушевлением рассказывала она. — В Сакраменто. Это такой город в Калифорнии. У нас двое деток. Саня работает, а я веду дом, хожу по магазинам (ах, Лена, какие там магазины!) и смотрю телевизор. В Америке очень интересное телевидение!
— А как папа? Как мама?
— У них все хорошо. Они живут недалеко от нас. Получают пособие. Папа тоже очень полюбил смотреть телевизор…
Она рассказывала и плакала: «Леночка! Боже мой! Сколько я всего вспомнила! Как это было! Как же это мы совсем потеряли друг друга, давай будем переписываться…» И, заливаясь слезами, она вышла на остановке и адреса не оставила. По-моему, она была совершенно счастлива.
Таков был хэппи-энд истории про Матвея Дубинина и его семью. Вернее, на этом закончилось мое знакомство с Дубиниными. А их жизнь, конечно, продолжалась, и, видимо, неплохо, поскольку они люди толковые и трудолюбивые. Надеюсь, неуемный искатель Матвей обрел, наконец, то, что искал. Хотя мне трудно вообразить, как он управляется с остатками своей харизмы, восседая перед телевизором.
Скажут, может быть, что эти люди с подачи некоторых глупых евреев просто ухитрились вырваться из окаянного государства и при этом ловко использовать Израиль. Но я думаю, что Матвей обманул самого себя. Нет, даже не так. Этот человек просто ошибся и однажды осознал свою ошибку. Такое может случиться с каждым, кто что-нибудь ищет. Вот ведь Колумб тоже стремился в Индию, а нашел Америку. Хотя есть и такое мнение, что Колумб знал, куда плывет, и только всем морочил голову насчет Индии — и спонсорам экспедиции, и своей команде.
Однако главная мораль данной истории не в этом. А в чем? А вот не знаю. В традиционном сюжете конец придает истории смысл. А в постмодернистском сюжете конец, наоборот, лишает историю последних остатков смысла. Если он там вообще присутствовал… Сидит себе человек перед телевизором — ну и сидит.